Американское издание объяснило, зачем США должно нам дать вооружения, бесполезные в АТО.

После двухлетнего затишья вопрос о поставке в Украину американского летального оружия вновь вернулся в повестку дня. Речь идет о поставке средств ПВО и противотанковых ракетных комплексов Javelin. Реальная ситуация в Украине за последние два года существенно изменилась, но основы российско-украинского конфликта — нет. Это создает дополнительные стимулы для поставок оборонительного оружия Киеву, пишет в The American Interest Кирк Беннетт.

В 2014-2015 годах линия фронта постоянно менялась. В таких местах как Иловайск и Дебальцево велись крупные танковые сражения. Москва отказалась от своих замыслов по созданию Новороссии, но не окончательно. А летом 2015 года возник вопрос о том, поведут ли русские наступление на стратегический украинский порт Мариуполь. Возникли даже подозрения в том, что Россия попытается создать сухопутный коридор на юге Украины, ведущий в Крым.

Каковы бы ни были причины, но к счастью, это наступление не состоялось. В последующие два года ни одна из сторон не проводила крупные наступления с целью захвата территории или нанесения сокрушительных ударов по войскам противника. Война эта сегодня сводится по сути дела к взаимным артиллерийским обстрелам и к позиционным боям на нейтральной территории, находящейся на линии соприкосновения сторон. Конфликт пока нельзя назвать замороженным, но по крайней мере, он приостановлен.

По этой причине выбор времени для начала поставок оборонительного оружия Киеву кажется немного странным. Да и выбор систем вооружений, предназначенных для отправки в Украину, тоже заставляет некоторых экспертов чесать в затылке. Как отмечают многие аналитики, в боевых действиях в Донбассе не участвует авиация А поэтому укрепление украинской противовоздушной обороны кажется бессмысленным занятием. Кроме того, в ходе этого зашедшего в тупик конфликта применяется в основном артиллерия, а не танки, и поэтому поставки ПТРК Javelin вряд ли принесут большую пользу Украине.

Москва в любом случае обидится и разгневается, и мы уже видим, как снова зазвучали выдвинутые два года тому назад аргументы против оказания помощи Украине. Во-первых, у России есть неотъемлемые интересы на периферии, поэтому нам не стоит дразнить медведя. Во-вторых, Россия использует свое эскалационное превосходство для усиления боевых действий, зная, что при этом Запад не захочет и не сможет отвечать. У Вашингтона нет никакой реальной стратегии, и он просто слепо бросает в эту топку войны все больше оружия. Таким образом наши неуклюжие попытки помочь Киеву ведут лишь к тому, что этот конфликт может выйти из-под контроля. Следовательно, вместо того, чтобы провоцировать Путина, мы должны дать ему возможность для отступления, позволив при этом России сохранить свое лицо и интересы.

Эти аргументы определенно обладают некоторыми достоинствами, но одновременно они демонстрируют глубокое непонимание сущности этого конфликта и целей поставки в Украину именно таких видов вооружений, а не других.

Дабы осознать сущность войны на юго-востоке Украины, необходимо понять, что противниками здесь выступают не Россия и США, не Россия и НАТО, не Россия и Запад. Противники здесь Россия и Украина. Речь идет не о статусе Донбасса, а о положении Украины в целом. Конфликт является борьбой за существование двух идей, двух концепций. С одной стороны, это концепция независимой Украины, где украинцы реализуют свой собственный национальный проект. А с другой, это идея России как великой державы, которая властвует над Украиной и над большей частью постсоветского пространства, причем властвует в основном безоговорочно. Таким образом, речь идет о том, кто кого, а не о том, чтобы раздать всем сестрам по серьгам.

Вторжение России в Украину в 2014 году было колоссальной авантюрой, в основе которой лежала возможность получить огромное вознаграждение. Проблема заключалась не в возможном вступлении Украины в НАТО, поскольку обещания Бухарестского саммита 2008 года о том, что Украина станет членом альянса, оказались невыполненными, и Майдан никак не изменил эту реальность. Скорее, проблема заключалась в том, что Киев продолжал постепенно дрейфовать в сторону от Москвы даже при пророссийском, казалось бы, президенте Викторе Януковиче, а Майдан только ускорил переориентацию Украины. Украинцы по-прежнему хорошо относились к России и хотели сотрудничать со своим могущественным северным соседом. Но для них главным приоритетом стало создание и укрепление собственного национального государства и собственной идентичности.

Беспорядки, которыми сопровождалось свержение Януковича в феврале 2014 года, дали Москве возможность для осуществления наглой авантюры с целью возвращения Украины под свое крыло. Москва одержала блестящую тактическую победу, захватив Крым. Но в целом ее кампания потерпела неудачу. Кремлевский проект «Новороссия» не сумел сплотить русскоязычных украинцев и заставить их порвать с Киевом, развернувшись в сторону Москвы. Он лишь подтвердил и усилил чувство украинской идентичности среди русскоязычного населения юго-востока Украины. Неудачная попытка отнять половину украинской территории привела к тому, что под контролем России оказалась лишь небольшая часть разрушенного Донбасса. Москве не удалось воспользоваться междувластием в Украине в 2014 году, и она осталась в основном ни с чем.

Именно этот провал не дает России возможность достойно уйти. Кремль упустил самый оптимальный за весь постсоветский период шанс вернуть Украину обратно на свою орбиту, но по всей видимости, он пока еще не готов отказаться от Украины и позволить ей идти по европейскому пути. Сейчас нет ничего, что побудило бы Москву уйти из Донбасса: нет украинского нейтралитета, нет языковых и культурных уступок русскоязычному населению Украины, нет даже неявного признания захвата Крыма Россией. Отказ России от Донбасса будет равноценен отказу от Украины. А утрата Украины будет означать крах идеи Евразийского союза и «Русского мира». Следовательно, это положит конец идее возрождения России в качестве великой державы, или как минимум нанесет ей серьезный ущерб. Более того, многие россияне убеждены в том, что Украина — это просто часть их неделимого исторического и культурного наследия, что бы ни думали по этому поводу украинцы. Следовательно, мы можем создавать какие угодно пути отхода для России, но Путин просто не хочет и, наверное, не может уйти с дороги.

Поиску практических подходов к прекращению или, по крайней мере, к ослаблению российско-украинской войны мешает неверное представление о том, что боевые действия в Донбассе являются внутриукраинским делом, что русскоязычное население юго-востока восстало спонтанно, чтобы дать отпор фашизму, и что все эти трактористы, о которых говорит Путин, доблестно отражают попытки наступления украинской армии, пользуясь всем тем оружием, какое они только могут найти у себя в Донбассе. Апологеты донбасского сепаратизма, даже не имея больше возможности отрицать факт российского вторжения в Украину (1), пытаются убедить нас в том, что конфликт в регионе по сути дела является гражданской войной, в основе которой лежат глубокие региональные противоречия, и что разрешить этот конфликт можно лишь тогда, когда Киев пойдет на содержательные уступки требованиям Донбасса. Прежде всего, это признание малороссийской, а не украинской идентичности, отказ Украины от европейского пути и переориентация в сторону России (здесь предпочтительнее всего полное поглощение Украины Россией).

Самобытность регионов и различия в мировоззрении, конечно же, играют определенную роль на постсоветской Украине. Но они никогда не давали толчок возникновению устойчивых и широко распространенных сепаратистских настроений, а тем более, появлению жизнеспособного сепаратистского движения. С самого начала беспорядков на юго-востоке Украины в 2014 году рука Москвы давала о себе знать. В Донбассе внезапно появились русские, не имеющие к этому региону никакого отношения. Зачастую они возглавляли вооруженные отряды или внезапно провозглашали себя лидерами немыслимых до того момента сепаратистских образований. Никто не может точно сказать, как они появились в Украине, и кто их выбирал на руководящие посты. Они не пользуются особой поддержкой местного населения. В то время как на митинги протеста на киевском Майдане регулярно собирались толпы численностью 100 и более тысяч человек, на пророссийские митинги на юго-востоке Украины приходило не более 5 000, причем часть из них привозили автобусами из соседей России, по крайней мере, в Донбасс. Эти люди весьма успешно захватывали склады с оружием, здания местных администраций и силой разгоняли проукраинские демонстрации.

Один такой россиянин по имени Игорь Гиркин (военный псевдоним Стрелков) в мае 2014 года неожиданно и загадочно провозгласил себя верховным главнокомандующим "Донецкой Народной Республики". Спустя три месяца он столь же неожиданно и загадочно покинул Донбасс Этот человек ставит себе в заслугу (если его действия можно назвать заслугами) то, что бессвязная агитация в Донбассе превратилась в вооруженный конфликт. Он заявляет, что вместе со своими людьми прибыл в Украину, где расстреливал сотрудников сил украинской безопасности (2).

Еще одним доказательством иностранного происхождения этого конфликта является весьма любопытная кампания за создание Новороссии (прежде это слово была известно лишь по учебникам истории). Кто может проследить возникновение новой российской идентичности на юге Украины? Указать ее происхождение, ее лидеров? Описать деятельность или поведать о ее программных манифестах? Конечно, никто, потому что ничего подобного не было. Это националистические российские вебсайты выдвинули идею Новороссии, сопроводив ее картами и соответствующим выдуманным историческим сюжетом. В это время идея Новороссии не имела в Украине никакого организационного воплощения. На самом деле, Новороссия — это целиком и полностью искусственная концепция, завезенная в Украину московскими агентами, которые ее полностью разработали (а если сказать точнее — недоработали).

Лучше всего искусственный характер идеи об украинской гражданской войне демонстрирует полная неспособность московских ставленников в Донбассе дать связное и последовательное объяснение того, что они представляют. Они представляют две разные народные республики — донецкую и луганскую? Или это единое сепаратистское образование под названием Донбасс, отказывающееся от любых связей с Украиной? А может, они представляют собой основу государства Новороссия, которое стремится объединить все русскоязычные регионы Украины? Или же они составляют основу нового государственного образования Малороссия, которое имеет целью освободить всю Украину от… украинцев? В качестве сравнения: попытайтесь себе представить Гражданскую войну в Америке, где южные штаты не могут четко сказать, чем они являются: одиннадцатью отдельными образованиями, единой конфедерацией, стремящейся отделиться от Союза, или авангардом перестроенного Союза, в котором Северу будет навязано рабство?

Ощущение фарса усугубляется тем, что руководство Донбасса как-то странно представляет себе свои права и обязанности. Гневно отвергая любые связи с фашистской хунтой в Киеве, эти гордые и несгибаемые руководители Донбасса тут же протягивают руку и жалобно спрашивают Киев, когда он возобновит выплату их зарплат и пенсий.

Полная непоследовательность в вопросе о том, за что выступает Донбасс, опровергает представление о принципиальном региональном сопротивлении Киеву и говорит о том, что Кремль отчаянно пытается выработать дееспособную политику в отношении Украины, выдвигая самые разные, порой противоречивые идеи в надежде на то, что хотя бы некоторые из них возымеют действие. Такая неуклюжая импровизация убедительно опровергает неправдоподобные утверждения о том, что конфликт в Донбассе в основе своей является внутренним. Если боевики в Донбассе — сепаратисты, то пусть они сами платят зарплаты и пенсии, и прекратят просить Киев о подачках. А если они идут в авангарде великого движения по освобождению бывший Украины, то пусть сами платят ежемесячные зарплаты отделенным от них линией фронта собратьям и пенсии бедным и голодающим пенсионерам в оккупированной фашистами Малороссии. В любом случае, деньги эти будут поступать не из Донецка, а из Москвы.

И последним доказательством иностранного присутствия в войне на юго-востоке является то, что в этом конфликте активно применяется российское оружие, причем этот факт почти не скрывается. По некоторым оценкам, в оккупированном Донбассе сосредоточены одни из крупнейших в Европе танковые силы. После сражения под Дебальцево боевики ни разу не переходили в крупное наступление А поэтому за два прошедших года у них не было никаких возможностей для захвата большого количества украинского оружия и боеприпасов. Невозможно даже предположить, что пророссийские силы все это время ведут войну, пользуясь трофеями, которые им удалось захватить у украинцев до февраля 2015 года. Остается только поверить в библейскую историю о хлебе и рыбе, которые в Донбассе умножились, но только в виде танков, артиллерии и боеприпасов (3). Более того, боевики каким-то странным образом сумели получить самое современное оружие и боевую технику, скажем, беспилотные летательные аппараты и средства радиоэлектронной борьбы, каких в украинской армии не было и нет. Естественный вывод заключается в том, что Москва активно и масштабно вооружает повстанческое движение.

В целом идея внутреннего конфликта в Донбассе вызывает большие сомнения. А поэтому любые попытки урегулировать такой конфликт обречены на провал.

Второе ошибочное представление об этом конфликте относится к предназначению тех систем вооружений, которые предлагается поставлять в Украину. Противники поставок оборонительной техники Киеву утверждают, что украинцы никогда не разгромят российскую армию в бою и не сумеют вернуть Донбасс силой. По их словам, передача Киеву оружия ни в коем случае не заставит Путина вывести свои войска из Донбасса. Эти аргументы абсолютно верны, но в данном случае не имеют никакого значения.

Не сумев нанести Украине нокаутирующий удар в 2014 году, Москва решила перейти к долговременной борьбе. Среди применяемых ею конкретных мер — наращивание военного присутствия вдоль российской границы с Украиной, продолжение военного давления низкой интенсивности в Донбассе, создание газотранспортной инфраструктуры в обход Украины, а также нескончаемая кампания пропаганды, в ходе которой Украина изображается в качестве несостоятельного фашистского государства, которое вот-вот попадет на свалку истории. Есть и другая деятельность, которая наверняка ведется, но в практическом плане является недоказуемой. Это кибератаки, диверсии, убийства высокопоставленных руководителей сил безопасности Украины. Стратегия Москвы заключается в оказании давления в Украину с одновременной подготовкой к нанесению ударов при возникновении благоприятных условий. К ним относится сочетание таких факторов как: а) восстановление цен на углеводороды, б) малодушие и робость Запада, отвлекающегося на другие дела, в) возобновление внутренних беспорядков в Украине.

Таков контекст, в котором Западу приходится выстраивать свою политику в отношении Украины. И в этом контексте я бы оспорил утверждение о том, что американские планы вооружения Украины поневоле задумываются и выстраиваются в стратегическом вакууме. Поставки средств ПВО и противотанковых систем в Украину предназначены не для того, чтобы изменить баланс сил в Донбассе. Скорее, это трезвый и хорошо продуманный ответ на долговременную военную угрозу Украине. Стратегия заключается в том, чтобы повысить издержки России в случае расширения военной кампании против украинского соседа. Скажем, можно лишить Россию возможностей для прокладки альтернативных маршрутов поставок топлива, из-за чего ей придется и дальше пользоваться транзитом через Украину. Далее, Украина может начать подготовку к ведению партизанской войны в случае российского вторжения и оккупации. Можно также принять практические меры, обеспечивающие в случае необходимости резкое сокращение импорта российского газа в Западную Европу. Кроме того, можно заложить основы и для более серьезных санкций, включающих заморозку активов и новые ограничения на предоставление России зарубежных кредитов (4).

Эти меры подчеркивают ошибочность представлений о российском эскалационном доминировании. Эта скороспелая идея возникла исключительно на основе анализа соотношения военных сил России и Украины, и при этом все прочие факторы не учитывались. Но следует задать вопрос, почему Россия так и не воспользовалась своим неоспоримым военным превосходством для того, чтобы стереть Украину с лица земли — либо в 2014 году, либо позднее. Ведь именно к этому призывали русские националисты. Причина заключается в том, что российская военная эскалация может вызвать целую серию исключительно опасных последствий для Москвы. Среди них — перспектива затяжной партизанской войны в оккупированной Украине и огромные финансовые потери в связи с оккупацией и восстановлением страны, разрушенной российским вторжением. Кроме того, постсоветские соседи России из-за ее действий могут поспешно устремиться в НАТО, а Запад может ввести дополнительные и очень болезненные санкции, направленные против российских зарубежных активов, энергетического и финансового сектора, и государственного бюджета. Именно эти соображения, а не российские представления о долготерпении Запада, вынуждают Кремль воздерживаться от более активных действий. Как выяснили американцы на своем личном опыте в Ираке и Афганистане, убедительная военная победа в ходе боевых действий не означает автоматического достижения более обширных и общих целей. В реальном мире эскалационное доминирование Кремля в Украине резко ограничено теми ответными действиями, которые обязательно будут предприняты в случае возобновления российской военной агрессии.

Укрепление украинских ПВО и противотанковых подразделений наверняка убедит Россию в бесполезности масштабного вторжения, но еще более убедительным сдерживающим фактором станет отказ Европы от закупок российского газа. В ходе конфликта, который называют гибридным, удовлетворение вызывает то, что у Запада есть возможность дать асимметричный ответ России в случае возобновления боевых действий в Украине.

Примечания

(1) См. показательное интервью российского военнослужащего Доржи Батомункуева, которое он дал 2 марта 2015 года. В нем солдат рассказал о том, как использовался его батальон в количестве 31 танка во время сражения под Дебальцево.

(2) «Это я нажал на курок войны. Если бы наше подразделение не остановилось, в конечном счете все закончилось бы в Харькове или Одессе. Так или иначе, это наше подразделение запустило маховик войны, которая продолжается по сей день…. И я несу личную ответственность за происходящее там». Интервью газете «Завтра», 20 ноября 2014 года.

(3) Украинское происхождение военной техники в Донбассе можно запросто проверить. Достаточно того, чтобы какая-нибудь беспристрастная третья сторона (например, ОБСЕ) проверила серийные номера хотя бы части тяжелой боевой техники (танки, БТР, артиллерийские орудия, минометы), сверив их с учетами украинской армии по состоянию до 2014 года. По Минским соглашениям, вся техника неукраинского происхождения должна быть выведена из Донбасса.

(4) Эти болезненные меры в идеале следовало бы дополнить действиями по укреплению Украины за счет политических и экономических реформ — при условии, что на них согласятся правящие власти в Киеве.

Источник перевода: ИноСМИ.Ру